В последнее время в церковной среде достаточно активно обсуждается тема так называемого «расцерковления», которое появилось как оппозиция понятию «воцерковления» для обозначения процесса отделения православных христиан от Церкви. О причинах этих процессов, их актуальности и того, к чему они могут привести, пишет настоятель подворья Даниловского монастыря в Подмосковье, известный церковный публицист, игумен Петр (Мещеринов).

Слово «расцерковление» имеет два значения. Первое — когда человек после некоторого пребывания в Церкви выясняет для себя, что он не принимает Христа и Его заповеди и отходит от христианства. Этот радикальный вариант мы сейчас рассматривать не будем. Предметом нашего разговора будет второе, образное значение этого слова — когда человек, наоборот, желает жить во Христе, но в процессе своей церковной жизни начинает чувствовать, что его отношения с Богом в Церкви превращаются в рутину. Причиной этого является неправильное воцерковление, то есть когда вместо возрастания в красоту и свободу Христовой Церкви человека «втискивают» в жёстко очерченные внешнерелигиозные схемы, в идеологию и субкультуру. Этому весьма способствует то, что из-за непроработанности у нас личностной церковной педагогики норма воцерковления, то есть начального обучения внешней церковности, предлагается всем как норма церковной жизни вообще. Но рано или поздно человек вырастает из начальной церковной школы, чтобы жить во Христе и творить Его заповеди не в рамках узкой субкультуры, а в том, что дарует человеку Бог – в живой и непосредственной повседневной жизни.

Причину расцерковления определить в общем виде непросто и зачастую она зависит от конкретных обстоятельств каждого человека, однако есть и общая закономерность.

Жизнь во Христе — это живой процесс: она углубляется вовнутрь, а затем и распространяется на всю широту человеческого существования. Ради сохранения и приумножения жизни в Боге христианину приходится выходить за пределы постоянно воспроизводящегося воцерковления и искать свои формы дальнейшего, более зрелого церковного существования. Но следствием этого является неизбежное «взламывание» субкультуры: богослужение, посты, святые отцы, духовничество, внутри- и внешнецерковные идеологемы и прочее становятся служебными, не довлеющими, второстепенными для личностной христианской жизни. С точки зрения субкультуры это и есть вопиющее и непростительное расцерковление. Те, кто объективно вырастает из субкультурной церковности, расцениваются ею как гордецы, либералы, модернисты, «апостаты», разрушители церковных уставов и т.п.

Но на самом деле, как я уже сказал, здесь — здравый и живой процесс возрастания верующего человека в самостоятельную и ответственную христианскую личность, который сам становится Церковью — членом Тела Христова, и для которого всё, что содержит Церковь, является подручными инструментами, средствами для жизни во Христе, которыми он полноценно распоряжается сам. Таким людям приходится ради сохранения живости и нерутинности веры идти против церковно-субкультурного течения, и, в отношении него, именно «расцерковляться»: устанавливать «под себя» свою меру постов, служб, подготовки ко Причащению, выходить за детсадовские рамки духовнических отношений, критически оценивать те или иные высказывания Отцов, отделять суть Церкви от современных церковных политически-экономически-идеологических данностей, и даже в известной степени отстраняться от груза церковной истории, воспринимая Церковь скорее личностно, чем исторически.

Явление это весьма актуально для всех искренне верующих христиан (которые всегда — малое стадо (Лк. 12, 32). Неверное воцерковление у человека, дорожащего своей верой во Христа и своей совестью, неизбежно влечёт через какой-то период пребывания в субкультуре желание подняться над нею, для того, чтобы обрести большее евангельское наполнение своей церковной жизни. Таких примеров много, и этот путь стандартен для подлинно верующей души: именно на этом пути проверяются варианты Притчи о сеятеле.

Ещё раз подчеркну, что «расцерковление» нужно понимать здесь не в собственном смысле слова, а как «выздоровление» от неправильной, внешней, идеологической и псевдодуховной церковности. По моим наблюдениям, для многих людей, которые считают, что в наших условиях, когда Церковь тесно связана с социумом и когда отрицательные качества этого социума — «стихии мира сего» — проникают и в церковную жизнь, мешая проявлять Церкви свой внутренний потенциал, — расцерковление становится некоей «внутренней эмиграцией», подобно советской. В советское время «внутренняя эмиграция» была ненасильственной реакцией на ложь коммунизма. Такая же реакция возникает у многих совестливых и верующих людей сейчас: уход в частную жизнь от зазора между теми или иными сторонами современной церковности и подлинностью Христовой Церкви.

Это не осуждение и не эскапизм, а трезвость: христиане стараются честно делать, что могут — в себе, в своей семье, в своём кругу, без лозунгов и призывов, без хождения по кругу в субкультуре постов, правил, батюшек и лексики, без опасного следствия всей этой субкультуры — нивелирования нравственности и человечности. То есть тут и происходит созидание христианской повседневности. Позитивное здесь то, что такое «расцерковление» нередко, на мой взгляд, способствует некоей «возгонке» личностного начала и становится вовсе не поводом к грехам и вседозволенности, но путём к тому христианскому становлению личности, которое и должно быть целью настоящего воцерковления и церковной педагогики.